ВЛАДИМИР МАРЦИНКОВСКИЙ. ИЗ ИСТОРИИ ЕВАНГЕЛЬСКОГО САНКТ-ПЕТЕРБУРГА

Монкевич Михаил Альбинович,

кандидат филологических наук,

руководитель научного департамента

Ассоциации христианских евангельских церквей

«Союз христиан» (Санкт-Петербург),

ndepartament@accr.ru

  В очерке о выдающемся христианском подвижнике эпохи русского религиозного ренессанса приводятся сокровенные богословские и философские размышления страстного проповедника, слышны отзвуки жарких диспутов о вере и атеизме. Жизнь профессора Марцинковского пришлась на один из самых трагичных периодов отечественной истории. Тем ценнее драгоценные уроки, вынесенные им из библейских текстов и обнародованные прямо посреди отчаянных испытаний. Тем важнее для нас сегодня опыт его самоотверженного и мужественного служения Христу и людям.

 

Идеи Владимира Марцинковского перекликаются с откровениями других заметных личностей русского религиозного возрождения: Владимира Соловьёва, Николая Бердяева, Сергия Булгакова, Павла Флоренского, Ивана Проханова, Павла Николаи.

Навыки яркого оратора и полемиста, а также опыт «хождения в народ» с целью популяризации Священного Писания позволили ему на равных общаться с известными деятелями эпохи: патриархом Тихоном, наркомом Луначарским, поэтом-философом Вячеславом Ивановым и многими другими…  Митрополит Антоний Сурожский отмечал, что книги Марцинковского  помогли ему сделать «решительный шаг к вере и принятию Иисуса Христа».

Ключевые слова: Марцинковский, русский религиозный ренессанс, религиозно-философское общество имени Владимира Соловьева, богословие, философия, русская литература, Антоний Сурожский, Достоевский, атеизм, Луначарский, диспут, дискуссия, полемика, рождение свыше, крещение по вере.

 

Monkevich M. A.

VLADIMIR MARCINKOVSKY. FROM THE HISTORY OF EVANGELICAL ST. PETERSBURG

The essay about the outstanding Christian ascetic of the era of the Russian religious Renaissance contains the intimate theological and philosophical reflections of the passionate preacher, echoes of heated debates about faith and atheism are heard. The life of Professor Marcinkowski fell on one of the most tragic periods of Russian history. All the more valuable are the precious lessons he learned from the biblical texts and made public by him right in the midst of desperate trials. Experience of his selfless and courageous service to Christ and people is important for us today.

Vladimir Marcinkovsky’s ideas echo the revelations of other notable personalities of the Russian religious revival: Vladimir Solovyov, Nikolai Berdyaev, Sergiy Bulgakov, Pavel Florensky, Ivan Prokhanov, Pavel Nikolay.

The skills of a bright speaker and polemicist, as well as the experience of “going to the people” in order to popularize the Holy Scriptures allowed him to communicate on equal terms with famous figures of the era: Patriarch Tikhon, People’s Commissar Lunacharsky, poet-philosopher Vyacheslav Ivanov and many others… Metropolitan Anthony of Sourozh noted that Marcinkovsky’s books helped him take «a decisive step towards faith and acceptance of Jesus Christ.»

Keywords: Russian Russian Religious Renaissance, Vladimir Solovyov Religious and Philosophical Society, theology, philosophy, Russian literature, Anthony Surozhsky, Dostoevsky, atheism, Lunacharsky, dispute, discussion, polemic, rebirth, baptism by faith.

Выпускнику историко-филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета Владимиру Марцинковскому на своем веку довелось увидеть жизнь в изломе: патриархальная идиллия начала ХХ века сменилась на его глазах кровавым вихрем революции и гражданской войны, ему посчастливилось участвовать в духовном подъеме религиозной жизни новой России, но затем пришлось и пострадать за веру, пройдя через тюремное заключение. Далее шли высылка из родной страны, опыт эмиграции, проповедь в университетских кампусах Европы. Переезд в Палестину (еще до образования государства Израиль) позволил яркому публицисту и богослову изучать язык Священных Писаний  непосредственно в ареале бытования. Верность выбранному пути и преданность убеждениям подтверждаются просто: основанные Марцинковским христианские общины до сих пор живы и действуют у подножия горы Кармил в Израиле.

Этот очерк написан в Хайфе — совсем рядом от учрежденной Марцинковским и его женой Нелли Шумахер церковью под названием Messianic Community Beit Bethesda Haifa in Heifa. Здесь прекрасно помнят пастора, который смог заинтересовать своей проповедью студенческо-профессорскую общественность на севере Израиля. Причем его вдохновенные слова об Иисусе из Галилеи вызвали живой отклик и у евреев, и у арабов.

Краткая биографическая справка

Владимир Филимонович Марцинковский (1884 — 1971) крещен в православной церкви во младенчестве. Во взрослом возрасте попросил меннонитского пастора о повторном крещении, потому что хотел, чтобы это событие произошло в его жизни осознанно. Играл заметную роль в русском религиозном модернизме первой четверти ХХ века. Сохраняя принадлежность к православию, нёс служение евангельского пастора и проповедника. Искренне считал, что евангельски обновлённое православие вместе с протестантизмом должны стать основой духовного пробуждения общества.

Марцинковский — один из руководителей Российского студенческого христианского движения. Выступал за сознательное крещение по принципу «Сначала крещение — потом вера», а также за богослужебное чтение Евангелия на русском, а не на церковнославянском языке. По мнению Марцинковского, крещение во младенчестве приводило к наполнению церкви духовно мёртвыми людьми.

После высылки из советской России проповедовал Евангелие в христианских общинах Европы, а затем вместе с женой поселился на склоне горы Кармил в Галилее (Израиль), где по сей день действует основанная им христианская община. Похоронен вместе с женой Нелли на интернациональном кладбище Хайфы.

В личности и философской системе Владимира Марцинковского много притягательного. Он умел органично сочетать наследие православной церкви, обогащая его живым опытом протестантизма. Никогда не отвергал нравственное и культурно-просветительское значение Восточной церкви для России. Вместе с тем, явно симпатизировал решительности евангелистов-реформаторов в возвращении к истокам и чистоте Слова Божьего.

Само обращение Владимира Марцинковского была весьма показательным. Оно произошло в студенческие годы. На тот момент молодой человек увидел воочию, что знаний из Закона Божьего, почерпнутых в гимназии, явно не хватало, чтобы заполнить духовный вакуум в сердце. У студента Санкт-Петербургского университета даже не было полной уверенности в Божественности Иисуса Христа и даже в Его историческом существовании. Также не было личного откровения о вечной любви, которой Бог во Христе возлюбил мир и его самого. Откровение пришло благодаря встрече с основателем Русского христианского студенческого движения бароном Павлом Николаи:

«Весной 1904 года я перешел на третий курс историко-филологического факультета. Тогда же произошло то большое в моей внутренней жизни, на чем я стою и сегодня.

В мае Павел Николаевич устроил небольшую экскурсию в Финляндию, как бы в виде небольшой конференции. Участвовало 25 студентов. Там, в Келломяки, на берегу Финского залива, в сосновом лесу мы пели духовные песни, молились, слушали Евангелие. В моей душе шла борьба — радостные ощущения сменялись мрачными сомнениями. Гуляя по аллее парка в таком раздумье, встречаю П. Н.

—  Ну скажите, мой друг, к какому итогу пришли вы в конце года?

— Да я все там же… Иной раз, кажется, ни во что не верю.

— Скажите, — произнес он вдруг как-то решительно, твердо, — согласны ли вы обратиться к Богу? Ведь Христос обещал: «Приходящего ко Мне не изгоню вон».

— Но как, как обратиться при всех сомнениях? Я даже не уверен, существовал ли Христос исторически.

— Сомнения не мешают… Если Он есть и призывает вас, согласны ли вы следовать Ему? Давайте лучше обратимся прямо к Нему, чем отдаваться сомнениям и вечному самоанализу.

И тогда мы молились вместе. Я чувствовал, что настал момент единственный, который никогда не повторится: теперь или никогда! Я обратился вслух к Отцу во имя Сына, исповедуя свою нужду в Спасителе, выражая желание следовать за Ним, с Его помощью.

Это была краткая, детская, простая молитва. Я не помню ее слов. Помню тишину кругом. Молчание сосен вверху; а вдали тихо сверкало море, расстилаясь блестящей гладью до горизонта. Глубокая, неизъяснимая тишина вечности, непередаваемой радости наполнила душу.

— И теперь, — сказал он, ободряя меня, — будьте только верны своему решению и идите наперекор пустым сомнениям.

На душе было ясно. Я объявил с тех пор борьбу во имя Христа и себе, и пороку, и лукавым сомнениям.

Было так радостно, как никогда: ни раньше, ни позже. Тогда я ощутил значение слов: «Горы и холмы будут петь перед вами песнь, и все дерева в поле рукоплескать вам» (Ис. 55:12). Все стало ощущаться по-новому. В груди что-то пело и рвалось навстречу людям. Христос — живой, спасающий, меня возлюбивший — стал реальностью». [3, c.15 — 16].

В дальнейшем Владимир Марцинковский стал заметным деятелем  Русского христианского студенческого движения, посещал собрания Религиозно-философского общества имени Владимира Соловьева, где вели беседы Владимир Эрн, Александр Ельчанинов, Сергий Булгаков, Валентин Свенцицкий. С душевной теплотой вспоминал он также встречи с благочестивыми мудрыми старцами Оптиной пустыни и с православным богословом Павлом Флоренским.

Марцинковский читал лекции о Христе и христианстве в высших учебных заведениях Москвы, Петрограда, Киева, Одессы.

Особого внимания заслуживает вопрос о крещении по вере. Этот предмет волновал Владимира Марцинковского, и он прямо рассказал о своих опасениях патриарху Тихону устно и в докладной записке:

«…В конце 1919 г. составленный мною доклад был прочитан в присутствии многих верующих друзей, нескольких священников: были также представители баптистской общины В. Г. Павлов, из Армии Спасения и т. п. Основная идея доклада была та, что мы должны вернуться в церковной практике к крещению взрослых, к крещению по вере. Сознательная вера, обращение, возрождение должны предшествовать этому священному акту “обещания Богу доброй совести”. Так написано в слове Божием. Так поступали апостолы. Еще в IV ст. такие Отцы Церкви, как Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст — хотя они были детьми христиан и даже духовных лиц (как Григорий Богослов) — были крещены после 20 лет.

То же подтверждает современный крещальный чин Православной Церкви, хотя он не совершается, как должно: священник задает крещаемому вопросы: “отрицаешься ли сатаны?”, “сочетался ли Христу?”, а отвечает на них, вместо крещаемого, крестный отец, который часто это делает полусознательно или даже без всякой веры. Отсюда множество формальных и мертвых членов в Церкви, отсюда и массовые отпадения от Церкви в период революции.

Словом, мы должны вернуться к простому и ясному завету Воскресшего Господа: “Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари: кто будет веровать и креститься, спасен будет”» [3, с. 103 — 104].

Представляется, что многих разочарований и кораблекрушений в вере можно было бы избежать, если бы собор прислушался к здравым и евангельски обоснованным доводам профессора Марцинковского.

Сильно расстраивала университетского проповедника и фактическая подчиненность церкви государству в начале ХХ века:

«…Мое внимание привлекло какое-то писание на стене. Оказывается, это была присяга на верность государю. Изложена она была в той же форме, в какой она обычно требуется от каждого чиновника, начинаясь словами: «Клянусь Всемогущим Богом…».

На меня она произвела подавляющее впечатление, как отражение того печального кесаропапизма, господства светской власти над духовной — которою добровольно угашает свою свободу наша иерархия.

Ибо, как правильно говорит Мережковский, Церковь не потому стала мертвой, что государство подчинило ее себе, а наоборот: потому государство подчинило Церковь, что она оказалась мертвой. Государственный корабль мог и должен был взять ее на буксир» [3, с. 42].

Успехи Владимира Марцинковского в работе с молодёжью обусловлены глубоким пониманием специфики исторического момента, следованием новозаветной традиции и тонким знанием особенностей рецепции аудитории:

«…молодежь чувствует себя на распутьи и силится среди множества лозунгов и призывов найти верную дорогу. Для нее специально я разработал несколько лекций: “Молодость и жажда подвига”, “Душа молодежи”, “Новый строй и нравственные задачи молодежи” и т. п.

Единственное, что может удовлетворить молодежь, говорил я, это прекрасное действие в жизни, т. е. подвиг. Без него жизнь будет лишь “неподвижным движением”.

Религия без подвига — это религия старости.

Подвиг без религии неосуществим.

Я ставил перед молодежью два вопроса: 1) удовлетворяет ли ее призыв Христа к подвигу жертвенной любви? 2) нуждается ли молодежь в благой вести Евангелия о Христе, как источнике творческой силы?

Другими словами — “нужны ли птице крылья?”.

Я старался говорить им их собственным языком, например, цитируя слова из одного студенческого письма, полученного мной: “Страшно потерять молодость!”. Между тем, учение Христа — есть Евангелие вечной молодости. Тот, кто прожигает молодость для себя, тот потеряет ее — и некогда, оглядываясь на свое прошлое, с его светлыми порывами, будет переживать тургеневскую печаль: “Как хороши, как свежи были розы!..”.

Но тот, кто отдаст свою молодость Христу, тот ее приобретет, тот постигнет тайну вечной бодрости, энтузиазма и творческой силы. Молодость Христу! И скорее, пока душа отзывчива на все возвышенное и прекрасное»  [3, c. 50 — 51].

Примечательным является и отношение Владимира Марцинковского к военной службе. Со студенческих лет под влиянием Нагорной проповеди он начал отрицательно относиться к войне. По его собственным словам, «в силу завета Христа о любви к врагам» Марцинковский отказался брать в руки оружие. При том он последовательно отказал сначала царской власти, а потом и белым с красными во время гражданской войны.

Любопытным документом эпохи является постановление народного суда от 17 сентября 1919 года:

«…Исходя из всего вышеизложенного и суммируя доводы экспертизы, Суд определяет: гражданина Марцинковского Владимира Филимоновича от несения военной службы во всех ее видах, как активной, так и вспомогательной, освободить, предоставив ему право работать на пользу молодежи и детей улицы, оставаясь организатором и проповедником всюду, где нищета духовная ищет и просит подаяния и пищи духовной» [3, c. 88].

Весьма показательна открытость Владимира Марцинковского к диалогу с властями. При всем понимании антихристианского и богоборческого характера большевистского режима Марцинковский никогда не уклонялся от научных диспутов и дискуссий с носителями атеистической идеи, вдруг ставшей государственной идеологией. На многих современников произвела сильное впечатление очная полемика профессора Марцинковского с народным комиссаром Луначарским. Речь ученого-богослова вызвала одобрение у многих слушателей тех дебатов [3, 93].

Пережив череду арестов и тюремных заключений за свою активную позицию верующего, Владимир Марцинковский в конце концов был выслан из советской России. Произошло это в 1923 году после очередного ареста в Одессе. Находясь в эмиграции, Марцинковский продолжал говорить о России с любовью, молитвенно уповая на исцеляющую милость Христа.

В религиозно-философских воззрениях Марцинковского есть подлинно новаторские и реформаторские черты, роднящие его во многом, например, с философом-идеалистом Владимиром Соловьевым. Достаточно вспомнить смелые рассуждения о евреях и Христе, чаяния об окончательном единении Востока и Запада, и об исцеленной от смертельной болезни России. Прозрения Марцинковского поэтичны и воскрешают в памяти тютчевские мотивы и пророчества Достоевского:

«…Россия больна, смертельно больна…

Но над ее смертным одром тихо склоняется Христос.

Он влагает Свои исцеляющие персты в раны, истекающие кровью, покрывает их чистою ризой Своей.

На наших глазах сбываются три великих предвидения Достоевского, выраженные в романс “Бесы”: и “мужики с топорами”, и комсомольские костры, в богоборческом буйстве сжигающие символы святынь человечества, и, наконец, — духовное исцеление России. Герой романа, обанкротившийся атеист Верховенский в конце концов, там на распутье, в постоялом дворе, под влиянием Евангелия находит Бога и пророчествует о больном духовно русском народе, одержимом, словно гадаринский бесноватый: “Великая мысль и великая воля осенят “душу больного”, и он исцелится и “сядет у ног Иисусовых, и будут все глядеть с изумлением”.

И эта кроткая женщина-книгоноша, которая (в конце романа “Бесы”) приносит евангельскую весть больной русской душе — не является ли она прообразом религиозного движения в современной России, движения ко Христу и Евангелию, рождающего могучий и радостный аккорд, которым разрешатся наши внутренние диссонансы, вековые болезни нашего духа» [3, 266].

Всем критикам и скептикам за рубежом Марцинковский неизменно ответствовал так: «Я верю в духовное исцеление России». И это не «мертвая вера без дел». Находясь вдали от Родины, неутомимый подвижник записал на магнитофон цикл лекций для трансляции на радио Монте-Карло. По сей день, благодаря интернету, мы имеем возможность услышать его петербургский выговор с звонкими “ч” и наслаждаться  мягкой  — старорежимной  — манерой излагать суть вещей.

Столкнувшись с духовной битве с безбожной сутью большевизма, Марцинковский не сложил оружия и не опустил рук. На вызовы эпохи пламенный оратор отвечал точно и своевременно. После прихода к власти национал-социалистов в Германии, он умудрился выступить в Берлине с циклом проповедей для евреев, чем навлек на себя бурный гнев пришедших коричневорубашечников. В зале раздались крики: «Убирайся назад, в свою Палестину!». Несмотря на угрозы Марцинковский продолжил читать лекции, раскрывая греховную сущность антисемитизма.

Наследие Владимира Марцинковского по сей день остается малоизученным. Во время онлайн-выступления на конференции Modernity в качестве вопроса прозвучало упоминание о предполагаемой полемике Марцинковского с Бонч-Бруевичем. Вполне вероятно, что такая дискуссия могла иметь место. Особенно принимая во внимание профессиональный интерес соратника Ленина, проявляемый к религиозным меньшинствам и, в частности, к духоборам. Однако упоминаний об этом событии обнаружить пока не удалось. Может быть, более успешной работе над восстановлением исторической картины послужил бы открытый доступ к архивам Лубянки…

Масштаб личности Марцинковского заслуживает более глубокого и разностороннего изучения. Книг и статей о нем по-прежнему недостаточно. Пусть этот очерк послужит побуждением к дальнейшим творческим исследованиям в области жизнеописания и изучения духовного наследия замечательного русского богослова, публициста и мыслителя.

Литература

1. Апокалипсическое христианство (Заключительная глава из проповеди «Христос Грядущий» В. Ф. Марцинковского) // Вестник спасения. — 1967. — 4 (20) — С. 12 — 16.
2. Гундерсен П. Павел Николаи из Монрепо. Европеец, не такой как все. — М.: ББИ, 2004. — 88 с.
3. Марцинковский В. Ф. Записки верующего. — Новосибирск: Посох, 1994. — 271 с.
4. Марцинковский В. Крещение взрослых и Православие // Марцинковский В. Слово жизни. — Ашфорд: Сеятель истины, 1986.
5. Марцинковский В. Первая любовь // Вестник истины. — 1976. — 1 (63). — С. 6.
6. Марцинсковский В. Смысл жизни. Сборник статей. — Новосибирск: Посох, 2013. — 128 с.
7. Марцинковский В. Сущность христианства. — Корнталь: Свет на востоке, 1996. — 22 с.
8. Попов В. Владимир Марцинковский и его миссия среди интеллигенции в студенчестве //Материалы научно-практической конференции «Интеллигенция и церковь: призвание, реальность, тенденции». Альманах. Выпуск 1. — М.: Издательство РС ЕХБ, 2013. — С. 16 — 30.