Home  /  Новости   /  «Никто Евангелия не знает…» завещание Достоевского.

«Никто Евангелия не знает…» завещание Достоевского.

Статья Михаила Альбиновича Монкевича, кандидата филологических наук, руководителя научного департамента Ассоциации христианских евангельских церквей «Союз христиан»

В статье раскрывается суть утверждения Достоевского «Никто Евангелия не знает» из черновых записей к «Братьям Карамазовым». Приводятся примеры из публицистики писателя, подтверждающие исследуемый тезис. Сопоставляются изначальный контур и итоговое воплощение мысли писателя в тексте романа. Факт незнания сути и духа Священного Писания образованным сословием имперской России требует научного осмысления, анализа и гражданского отклика современного социума.

ВАЖНЕЙШЕЕ. Помещик цитирует из Евангелия и грубо ошибается.
Миусов поправляет его и ошибается еще грубее.
Даже Ученый ошибается. Никто Евангелия не знает.
«Блаженно чрево, носившее тя»,
сказал Христос. Это не Христос сказал и т. д. [11, c. 206].

Замысел, вынесенный в эпиграф, содержится в черновиках к «Братьям Карамазовым». В краткой ремарке угадывается трагедия дореволюционной России. Все роковые ошибки, приведшие страну к суровым испытаниям, были совершены из-за незнания Слова Божия, неверия или сознательного игнорирования заветов Христа…

Суждения Достоевского определенны и по-библейски категоричны, но он всей своей жизнью приобрел право говорить именно так. Напутствие старца Зосимы звучит одновременно и как духовное завещание самого Достоевского в его последнем романе:

«Господи! Что за книга это Священное Писание, какое чудо и какая сила, данные с нею человеку! Точно изваяние мира, и человека, и характеров человеческих; и названо все и указано на веки веков. И сколько тайн разрешенных и откровенных! <…> Люблю книгу сию! Гибель народу без Слова Божьего, ибо жаждет душа его Слова и всякого прекрасного восприятия» [9, c. 265].

Вседержитель, обращаясь к Своим людям, не смягчал красок и не прибегал к дешевой лести. Он — Хозяин, а людям нужно научиться быть смиренными учениками. Альтернатива — тотальное исчезновение:

«Истреблен будет народ Мой за недостаток ведения: так как ты отверг ведение, то и Я отвергну тебя от священнодействия предо Мною; и как ты забыл закон Бога твоего, то и Я забуду детей твоих» (Осия 4:6) [1, с. 880].

Вернемся к эпиграфу. Очевидно, что мысль, маркированная грифом «ВАЖНЕЙШЕЕ» прописными буквами, предносилась Достоевскому как чрезвычайно важная. Писатель бьет в набат: «никто», «Евангелия», «не знает». Примечательно, что речь идет о так называемых «просвещенных» сословиях русского общества: дворянстве, помещиках, университетской интеллигенции… Перечисляются «помещик», «ученый», «европейски образованный дворянин».

Как это воплотилось в окончательном замысле Достоевского?

Петр Александрович Миусов — двоюродный дядя Дмитрия Карамазова, дворянин, просвещенный интеллигент.  Помимо всего прочего автор как бы вскользь упоминает, что «в церковь он не заходил лет тридцать».

Ученый —  понятно, Иван Карамазов.

«Помещику» в черновом наброске, вероятнее всего, соответствует Федор Павлович Карамазов, который сознательно затевает чехарду из цитат: тут и «рече безумец в сердце своем несть Бог!» из Псалтири, и мнимая история из Четьи-Минеи и философ Дидерот с митрополитом Платоном… [6, c. 39, 40].

Ошибка ученого в знании Священного Писания сводится к неточному цитированию Нового Завета. Нигилист Иван передергивает слова Христа «Царство Мое не от мира сего» (Иоанна 18:36) [1, c. 125]. В изложении среднего брата Карамазова оказывается «Церковь есть царство не от мира сего». На такое утверждение обращает внимание иеромонах отец Паисий:

«В святом Евангелии слова “не от мира сего” не в том смысле употреблены. Играть такими словами невозможно.  Господь наш Иисус Христос именно приходил установить церковь на земле. Царство небесное, разумеется, не от мира сего, а в небе, но в него входят не иначе как чрез церковь, которая основана и установлена на земле» [7, c. 57].

Однако все вышеперечисленное —  лишь формальный пласт прочтения романа. А, по сути, Достоевский указывает на незнание духа Писания. И вменяет это в вину образованным сословиям русского общества ХIХ века.

Если Достоевский выдвигал столь серьезное обвинение в незнании Библии своим образованным современникам, то нам-то, представителям последующих поколений, в стране, пережившей почти вековое испытание государственным воинствующим атеизмом, нужно быть внимательными вдвойне.

В Российской империи гимназисты знакомились со священной историей, текстами Писания и начатками учения Христова в ходе изучения «Закона Божьего». В наши дни в России изучается предмет «Основы религиозных культур и светской этики». Кому-то посчастливится узнать об основах христианской веры в воскресной школе. Но, в целом, в этом сегменте знания невозможно признать удовлетворительным уровень владения материалом у наших молодых людей. Конечно, есть приятные исключения из правил, но это только проблески на общем фоне.

Приходит на память красноречивый пример из нашей трагичной истории. Историк Владимир Марцинковский из Санкт-Петербургского университета так вспоминал свои впечатления от увиденного в «окаянные дни»:

«…Один из солдат похвалялся грабежами и убийствами, в которых он участвовал в дни революции.

Я не выдержал, встал из своего уголка и спросил рассказчика: “Разве Христос в Евангелии учил так делать?”.

— А нешто мы его читали? Мы только крышку Евангелия целовали… А что в ём писано, того не знаем.

Поистине, “гибель народу без слова Божия”.

В этих откровенных словах заключается разгадка и русского безбожия, и нравственного одичания — по крайней мере, в их значительной части…» [18, c. 50].

Марцинковский цитирует Достоевского в своей книге и выносит его выражение «гибель народу без слова Божия» в эпиграф своей книги. Строгие слова… В них трагедия русской истории… И предостережение нам, нынешним… Грех просвещенных классов, по Достоевскому, состоит в том, что и сами не прочитали главную книгу и другим не преподали.
В свете последующих исторических событий завещание старца Зосимы звучит особенно призывно. Причем уместна будет расширительная трактовка: это ведь не только завещание духовного лица своим преемникам, коллегам по цеху. Это ведь и наказ школьному учителю, университетскому преподавателю, спортивному тренеру, публицисту… Наказ от самого Достоевского.
В своих статьях и публичных выступлениях я без утайки упоминаю, что отношусь к российским протестантам. Не стыжусь сего факта. Среди протестантов и в России, и за ее пределами я видел множество примеров достойных христиан, в которых свет Иисуса Назарянина виден отчетливо. Убежден, что присутствие христиан-протестантов оживляет духовный пейзаж России.
Готов подтвердить эту мысль словами Достоевского. Заметьте: в своей полемике с Победоносцевым Достоевский ни в коем случае не допускал устранения так называемых инославных христиан при помощи гонений и силового воздействия государственной машины… Таким манером можно только возвести оных в ранг мучеников, а уж мучеников русский народ любит.
Достоевский писал за два года до «Братьев Карамазовых»:

«…духовенство наше не отвечает на вопросы народа давно уже. Кроме иных, еще горящих огнем ревности о Христе священников, часто незаметных, никому не известных, потому что ничего не ищут для себя, а живут лишь для паствы…» [16, c.174].

В горьких словах из «Дневника писателя» за 1877 год серьезное предупреждение и вызов для нынешнего момента. Сегодня есть уникальный шанс для русского священства. Впрочем, дьякон Кураев считает шанс уже упущенным… Но это его частное мнение. Авторитет у современных священников есть. Особенно у тех, кто усердствует в проповеди и в «деятельной любви», по определению Достоевского.
Старец Зосима в последние свои дни на земле обращал внимание на самое существенное. И опасности он обозначал тоже с принципиальной точностью:

«…ибо если заснете в лени и в брезгливой гордости вашей, а пуще в корыстолюбии, то придут со всех стран и отобьют стадо ваше. Толкуйте народу Евангелие неустанно…» [8, c. 149].

Превозношение над людьми, корысть, сребролюбие — вот духовные враги, мешающие священству совершить свой подвиг в полной мере. Не трудно заметить, что речь идет об изъянах характера. То есть противоядием будет нравственное совершенствование, разумеется, под воздействием благодати Святого Духа.

Таким образом, по логике Достоевского, российские штундисты и редстокисты вносят в общество взбадривающий элемент разумной конкуренции:

«Штунды в черном народе и редстокисты в самом изящном обществе нашем» [15, c. 12].

Хорошо, пусть будет так.  Можно даже улыбнуться. Потому что если от такого «благочестивого соревнования» в изучении Священного Писания между христианскими конфессиями повысится знание библейского текста в масштабах всей страны, то выиграет весь социум. Вне всяких сомнений.

Нет никакого русского и нерусского Христа. Просто есть Христос, который в течении многих веков проявлял Себя в жизни русского народа. И в жизни еврейского народа, к слову, тоже. И греческого. И сербского. И болгарского. И английского. И в жизни других народов. Он везде Тот же. «Во Христе Иисусе нет ни иудея, ни эллина», — вряд ли кому-то захочется поспорить с правотой апостольских слов.

Вот точная цитата:

«…где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Колоссянам 3: 11) [1, c. 245].

Как могла сусально-патриархальная православная страна дойти до воинствующего безбожия в ХХ веке? Каковы механизмы и скрытые пружины загадочного, но и закономерного скатывания в государственный атеизм, горькие плоды которого мы обильно пожинаем по сей день?

Посмотрим глазами Достоевского на тревожные процессы, зревшие в гуще просвещенных сословий, разночинных бурлений и рабоче-крестьянских волнений в Российской империи ХIХ века. И увидим следующее. Достоевский предупреждал и очень точно указывал на болевые точки современного ему общества. Его предупреждения актуальны и поныне. Повторять ошибок нам сегодня никак нельзя — непозволительная роскошь.

Пришло время прочитать Евангелие. «Прочитать» в филологическом смысле слова. Углубиться. Исследовать. Сопоставить. Сравнить. Другими словами, не просто поверхностно пробежать глазами, а «съесть свиток». Христианин поймет, о чем речь. То есть не просто формально знать, о чем написано в Библии, но и уловить сам дух Писания. Формализм не поможет. Спасение лишь в личном знакомстве с Автором. Лишь близкое и доверительное молитвенное общение с Тем, Кто всё Писание соделал богодухновенным, позволит понять, что двигало Им в Его послании любви ко всему человечеству.

Бог вручил пророку Иезекиилю книжку и повелел ее съесть:

«…съешь этот свиток, и иди, говори дому Израилеву… напитай чрево твое и наполни внутренность твою этим свитком, который Я даю тебеи я съел, и было в устах моих сладко, как мед» (Иезекииль 3: 1-3) [1, c. 805].

Новозаветному Иоанну Богослову открылась амбивалентность Божьей книги:

«…возьми и съешь ее; она будет горька во чреве твоем, но в устах твоих будет сладка, как мед» (Откровение 10: 9) [1, c. 282].

Можно ли веровать, будучи образованным? Вопрос совсем не праздный для Достоевского. Людмила Сараскина на примере «Бесов» фокусирует центральный для позднего Достоевского вопрос:

«Можно ли веровать безусловно в божественность Сына Божия Иисуса Христа, будучи  “цивилизованным”?» [22, c. 213].

На ее взгляд, последний пункт Достоевский считал главным вопросом существования России: «В этом всё, весь узел жизни народа и всё его назначение и бытие впереди». «Гибель народу без Слова Божия…», — слова Достоевского, берущие начало в Библии, приложимы в равной степени и к ветхозаветной, и к новозаветной эпохам.

Так кто виноват? И что делать?

Вооружившись инструментарием великого романиста, ответим на два исконных «проклятых» русских вопроса. Именно в контексте знания текстов и духа Священного Писания.

Мысль Достоевского о том, что русскому обществу стоило бы знать Евангелие лучше, многократно повторяется и в его романах, и в его публицистике. Например, в приведенном уже черновике к «Братьям Карамазовым». Кроме того, беспомощность так называемого просвещенного сословия, вызванная тотальным незнанием Писаний, сквозит в сцене с юродивым Семеном Яковлевичем в «Бесах».
А в рассказе «Мужик Марей» звучит другая мысль. Да, сердцем народ Христа знает. И, конечно, «Мужик Марей» и тургеневское стихотворение в прозе «Христос» —  всё об одном и том же: о том, что живет Спаситель в сердце простого русского народа. И открывалась эта истина в разное время таким разным и идеологически, и стилистически писателям.

Однако сердечное знание Христа никак не упраздняет изучение основ веры христианской. Катехизиса никто не отменял. Причем критическая оценка уровня знания Писаний у Достоевского относится не только к неграмотному крестьянству, но и к образованным сословиям, как уже было отмечено. В этом смысле завещание старца Зосимы — в какой-то мере, является и завещанием самого Достоевского всем новым поколениям русских людей.

В 1873 году Достоевский сформулировал свою сокровенную мысль на страницах «Дневника писателя»:

«Говорят, русский народ плохо знает Евангелие, не знает основных правил веры. Конечно, так, но Христа он знает и носит в своем сердце искони. В этом нет никакого сомнения».

Далее следует пояснение:

«Как возможно истинное представление Христа без учения о вере? — Это другой вопрос. Но сердечное знание Христа и истинное представление о Нем существует вполне. Оно передается из поколения в поколение и слилось с сердцами людей» [12, c. 38].

Позже автор «Братьев Карамазовых» поясняет свое прозрение:

«Знает же народ Христа Бога своего, может быть, еще лучше нашего, хоть и не учился в школе. Знает  — потому что во много веков перенес много страданий, и в горе своем всегда, с начала и до наших дней, слыхивал об этом Боге-Христе своем от святых своих, работавших на народ и стоявших за землю русскую до положения жизни, от тех самых святых, которых чтит народ доселе, помнит имена их и у гробов их молится» [13, c. 113].

Предсмертное напутствие старца Зосимы содержит в себе возвышенное отношение к простым людям:

«Берегите же народ и оберегайте сердце его. В тишине воспитайте его. Вот ваш иноческий подвиг, ибо сей народ — богоносец» [10, c. 285].

Мысль о коллективной богоизбранности греет сердце любого нормального русского человека, безусловно. Но как русский протестант я все-таки вынужден напомнить о постулате Мартына Лютера (орфография Достоевского —  прим. М. М.) — sola fide. Дар спасения принимается каждым человеком лично по вере, дарованной свыше. В Священном Писании принцип личной ответственности за спасение раскрыт, например, Павлом:

«Ибо если устами твоими будешь исповедывать Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься, ибо сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению» (Римлянам 10:9–10) [1, c. 197].

Итак, ответственность за вектор развития страны лежит, прежде всего, на образованном сословии, по Достоевскому. Следуя его логике, делаем вывод, что, судя по всему, в конце ХIХ столетия наши предки с такой почетной обязанностью не справились… Теперь наш черёд. И нам просто нельзя снова оплошать… Прислушаемся к голосу Достоевского и к словам Христа. Тогда в России все пойдет, как надо.

Совсем не просто говорить спасибо большевикам. Но за обучение грамоте непривилегированных слоев населения сказать спасибо можно. Сегодня народ-богоносец худо-бедно, а складывать буквы в слова умеет. Это уже немало. Грамотность —  важное условие для распространения Евангелия. А если теперь не просто читать, а читать еще и с рассуждением, то результаты не заставят себя ждать, и результаты будут радостными. В частности, вдумчивое погружение в текст Библии способно само по себе минимизировать или вовсе свести на нет такое уродливое явление как коррупция. Просто потому, что невозможно представить ситуацию со взяткой, в которой участвуют чиновник и посетитель, по-настоящему начитанные в Библии.

Вот тогда-то со спокойным сердцем и чистой совестью всем нам и можно будет полифоническим хором подпеть Достоевскому в его «буди! буди!»:

«…все то, чего они желают в Европе,  — все это давно уже есть в России, по крайней мере в зародыше и в возможности, и даже составляет сущность ее, только не в революционном виде, а в том, в каком и должны эти идеи всемирного человеческого обновления явиться: в виде божеской правды, в виде Христовой истины, которая когда-нибудь да осуществится же на земле…» [14, с. 41].

Литература 

  1. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета канонические. Перепечатано с Синодального издания. — London: Intermedia Services LTD, 1996. — 1215 c.
  2. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. — М.: Сов. Россия, 1979. — 318 c.
  3. Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. — М.: Наука, 1990. — 224 c.
  4. Бердяев Н. А. Русская идея. — М.: АСТ, 1999. — 400 c.
  5. Богатырев Д. К. Духовный смысл русской революции: столетняя ретроспектива. — СПб.: РХГА, 2018. — 108 c.
  6. Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы // Полн. собр. соч. в 30 т. — Л.: Наука, 1972 – 92. — Т. 14. — 512 с.
  7. Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы // Полн. собр. соч. в 30 т. — Л.: Наука, 1972 – 92. — Т. 14. — 512 c.
  8. Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы // Полн. собр. соч. в 30 т. — Л.: Наука, 1972 – 92. — Т. 14. — 512 с.
  9. Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы // Полн. собр. соч. в 30 т. — Л.: Наука, 1972 – 92. — Т. 14. — 512 с.
  10. Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы // Полн. собр. соч. в 30 т. — Л.: Наука, 1972 – 92. — Т. 14. — 512 с.
  11. Достоевский Ф. М. Черновые наброски к «Братьям Карамазовым» // Полн. собр. соч. в 30 т. —Л.: Наука, 1972 – 92. — Т. 15. — 624 c.
  12. Достоевский Ф. М. Дневник писателя за 1873 год // Полн. собр. соч. в 30 т. — Л.: Наука, 1972 – 92. — Т. 21. — 552 с.
  13. Достоевский Ф. М. Дневник писателя за 1876 год. Апрель // Полн. собр. соч. в 30 т. — Л.: Наука, 1972 – 92. — Т. 22. — 408 с.
  14. Достоевский Ф. М. Дневник писателя за 1876 год. Май // Полн. собр. соч. в 30 т. — Л.: Наука, 1972 – 92. — Т. 23. — 424 с.
  15. Достоевский Ф. М. Дневник писателя за 1877 год. Июль –  Август // Полн. собр. соч. в 30 т. — Л.: Наука, 1972 – 92. — Т. 25. — 472 с.
  16. Достоевский Ф. А. Дневник писателя за 1877 год. Июль –  Август // Полн. собр. соч. в 30 т. — Л.: Наука, 1972 – 92. — Т. 25. — 472 с.
  17. Есаулов И. А. Русская классика: новое понимание. — СПб.: РХГА, 2017. — 550 c.
  18. Марцинковский В. Ф. Записки верующего. — Новосибирск: Посох, 1994. — 271 c.
  19. Митрофан (Баданин). Духовные истоки русской революции. — Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2018. — 80 c.
  20. Монкевич М. А. Образ Христа и идея почвы. — СПб.: РХГА, 2019. — 208 c.
  21. Назиров Р. Г. О мифологии и литературе, или Преодоление смерти. Статьи и исследования разных лет. — Уфа: Уфимский полиграфкомбинат, 2010. — 408 c.
  22. Сараскина Л. И. Достоевский. — М.: Молодая гвардия, 2011. — 825 c.